Поэт, литературный критик, культуртрегер. Родился (1989) и живёт в Москве. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького (2011), учился в аспирантуре. Редактор отдела культуры и науки «Учительской газеты» и отдела эссеистики и публицистики интернет-портала «Textura». Основатель и ведущий литературно-критического проекта «Полёт разборов». Автор четырёх сборников стихов. Стихи публиковались в журналах «Интерпоэзия», «Волга», «Урал», «Homo Legens», «Юность», «Новая Юность» и др., статьи – в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Вопросы литературы» и мн. др.
 
И ЗОВЁТ ЧЕЛОВЕКОМ БЫТЬ
 
 
***
 
…приснись мне, говорит, побудем человеком
Николай Васильев
 
Марку
 
I.
 
так давно говорим, что в глазу – ни дороги длинной;
то ли что-то сильнее нас и важнее сна,
то ли новый иврит над евангельской всплыл равниной,
то ли болью в плече породнившая нас блесна;
 
то ли клятый двадцатый тебя подарил у края:
всё ломая, с ковидной метелью в окно влетел,
да и музыка та – вся галимая, низовая,
та, что в уши соседям, – будь славен её предел,
 
отобравшей полёт – и ни промелька, ни возврата,
закрутившей небедную лизу в людском огне;
только правда дистанции – в тёмных глазах у брата,
только правда о верности – на непролазном дне,
 
на которое – сколько там? – будто нельзя, но можно;
через горсть – в это белое пламя – ещё, ещё;
словно вся слепота – в осторожной ладони божьей,
опустившейся на плечо.
 
II.
 
так давно говорим, что свет различимей военкомата:
словно зренье твоё – моё, но отчётливей во сто крат;
среди сотен близнечных лун осознать не певца, а брата,
и зовёт человеком быть – ну, немного побудем, брат;
 
держит выправку напрямик перед снегом ночной тарковский,
словно голос мог быть моим, но цельнее – из тех зеркал,
что и зёрна стыда чисты здесь, на кухне черноголовской,
и в обличьях себе верны, и неважно, кого искал.
 
после смерти я выйду в сон, в тишину твоего синая,
чтобы в белое прокричать седаковой родного дна
то, как в яблоке пополам эта рана горит сквозная;
то, как музыка из неё – берег, бабочка и блесна;
 
ну а ты – умещай в горсти это белое и стрекозье,
чтобы вырвалось из границ, стало пламенем одному,
опалило твои кусты, озарило твои предгрозья,
и обратно, туда, где всё, – в малых бед родовую тьму,
 
где ни зренья, ни кухни той – лишь клеёнчатый зов тетради,
где колдует один ламарк над таблицей подземных вод,
где двадцатый – как страшный сон, и познавшие ум во аде
возвращаются навсегда – слышишь, плачут, зовут; зовёт.
 
III.
 
так давно говорим – обновляемых тысячу лет,
что не снилось лч в дневниках недочитанных деда,
и надмирный горит, горловой прорезается свет
в стороне от возвратного света –
 
там дрожит магелланово облако стеклосетей,
и разносится вой от ижевска до пыльной алушты;
ну а ты позвонил, загрустивший в погоне тесей,
чтобы стало на десять оттенков сложней и светлей,
словно выстрел разбуженной дружбы;
 
где гулял аронзон – там нерайское всходит гнильё,
сладковатый разносится фейк без фамилий и отчеств;
ну а ты позвонил в неполётное сердце моё
тем февральским – и вечен близнечный театр одиночеств
с остановкой на сон – будь же сладостно имя её.
 
я стою там, где в горле распиленном слышится слом,
где двадцатый начистил каталки свои до бурлеска,
и над лесом горящим, на леске протянутым днём
восстаёт убежавший отшельник, и вечно при нём
пламя, форточка и занавеска;
 
а наутро – поодаль соседи – дымит и дымит:
в бранном слове – земля, но рассеянно в доме и чисто.
не спеши – это я, а не кто-то, не прежний иврит.
это сердце моё. это сердце моё говорит
с новым именем евангелиста.
 
Череповец, 02 – 05.12.2020
 
***
 
Памяти Вячеслава Памурзина
 
свистяще говорил как мучил родовой
хиппушницу-страну озноб из девяностых
так сильно полюбил как будто над Тобой
базаровский гештальт в невыразимых звёздах
 
один горячий луч над смутным пацаном
который ничего ни райтера ни спичей
так может лишь потоп им не спасённый дом
и жизнь так любит смерть в огне болящей спички
 
поговори со мной чей выносим кимвал
пока ещё пока меж слюдяных и сучьих
но небо всё острей как ты его назвал
не роджер не хиппарь а просто гаджет в тучах
 
земля привет земля ты твёрд или не твёрд
несу себя живым так если кратко братка
и галичевский миг тех карнавальных морд
вдруг ясностью обдаст за вечность до припадка
 
так хлопнуть за собой как мог один денис
кульбитом для земли чтоб различила сына
а для других в салат на бис ещё на бис
и бешеный ноябрь и голубая глина
 
Череповец, 08.12.2020
 
***
 
Николаю Васильеву
 
где жизнь убывает, где ты убываешь, не весь,
но – дерево полурассвета, но – ветви без денег
там женщина входит, проснись поскорее, я здесь
огнём заблудившимся, чёрным трудом запределья
 
в ней птица дрожит соловей и трава-чистотел
и тайна горит мизогина в небесном июне
смотри же на голое небо, как я посмотрел
отплытия прежнего, нового сна накануне
 
на стебле качается, стебле тончайшем, слепя
в тебе полутёмного ницше сквозь белые блики
и так говорит: всё равно потеряю тебя,
вся правда – о дереве страшном твоя, двуязыкий
 
ты – ветви больные, ты – ад замерзающий, спи,
закончено время, оставлены долгие крики
вся правда твоя – не со мной, в этой страшной степи,
вперёд, говори, говори же, известкоязыкий
 
себе – недоделанный космос неспящих обид
другим – перелёт новогодний, легко и недлинно
и слово её прибывает в тебе и горит
как высшая тяга
на ёлке последний кульбит
цветы и горячая глина
 
Череповец, 10.12.2020
 
***
 
Как выстрел неспевшего рта,
как тот аронзоновский рай,
коснулся, легка теснота,
билет, говорит, передай
 
Творцу этой чёрной горы,
и бьёт перегарищем в нос:
быстрее, я здесь до поры –
в больной перебранке стрекоз,
 
в трамвайном аду языка,
в депо небольшого ума;
бери, или хочешь тычка,
отдам, говорит, задарма,
 
держать не могу, просто швах;
отдашь, говорю, не нуди:
в кровавых ташкентских горах
Ты – свет огнемётный в груди,
 
бессмертья амбре впереди
и раны поющей огонь;
постой, придержи, наследи
подошвами, делом, затронь
 
хоть душу о ком-то в дыму,
хоть душу в аду ни о ком;
дай руку, прильну, обниму,
отвечу горящим виском
 
за смерти, что нет, не отвёл,
за стреляной музыки гнёт;
куда ты с подножки, орёл,
бегу, упорхнёт, упорхнёт.
 
Череповец, 12.08.2020
 
***
 
Это – человек в другой стране,
с жадным google searching-oм на дне,
ждущий, как ведут во сне застольном
разговор весёлый обо мне:
 
Божий блог о невеликой верности,
крошки разлетаются с поверхности,
вместо древа белого горящего –
крона в чуть дымящемся окне.
 
Это – напрямую ни гу-гу,
разговор о страшном «не могу»,
с удочкой неправильного смысла
человек на верном берегу:
 
вместо разговорной, полуустной –
вдвинет угль о вечном «никогда»,
чтобы в жёлтой тьме обериутской
замерло животное «беда»,
 
долго не проснулось обо мне:
в смерти – мать и голова – в огне;
два проклятья – «личико» и «времечко» –
в адрес тех, на каменной стене.
 
Череповец, 08.08.2020